— Еще не спишь? — раздался в трубке знакомый голос.
— Только-только собралась идти наверх, — ответила молодая женщина, чувствуя, как забилось сердце при одном звуке его голоса.
— Мне пришлось сегодня съездить в Дублин. Лишь недавно вернулся. У тебя все в порядке?
Теперь, когда Клемент позвонил, у нее действительно все было в порядке.
— Папа выглядит отлично. К выписке тоже все готово.
— Замечательно. Я очень рад. Но, вообще-то, я спрашивал про тебя.
— Со мной тоже все хорошо. Устала, и глаза в кучу смотрят, после того как весь день снимала с изображения Мэган старый лак, а больше ничего особенного.
— Хорошо. — Клемент сделал паузу. — Знаешь, мне очень понравился сегодняшний завтрак.
— Я мастерски готовлю яичницу.
— Я имел в виду твое общество.
— Спасибо, добрый сэр.
— Кстати, Лэм перестал краснеть?
Роберта рассмеялась.
— Я поговорили с ними начистоту, потому что не могу работать в атмосфере неодобрения. Рассказала им про батарейки.
— И как, ребята поверили?
— Наверное, нет. Но Лэм все же немного смягчился, так что я смогла с головой уйти в работу и ни о чем не думать. А они мне совали под нос то кофе, то чай. Они славные парни, честное слово!
— И лишь ненамного моложе тебя, Роберта, — хмыкнул Клемент. — Лично я полагаю, что Лэм просто ревнует.
— Ерунда! У него есть подружка, очень милая.
— Да неужто какая-то подружка помешает ему запасть на такую сексуальную леди, как вы, мисс Бринсли?
— Он же видит меня в комбинезоне и в кепке! Более несексуальный наряд придумать трудно.
— Уж не знаю, как твой комбинезон действует на Лэма, а о себе лучше помолчу.
Роберта рассмеялась, скрывая смущение.
— Если это комплимент, то примите мою благодарность.
Клемент рассмеялся в ответ.
— Увидимся завтра. Но на завтрак я, наверное, не приеду.
— И хорошо. А то завтра придет миссис О'Коннор. Комнату отца она поддерживает просто в образцовом порядке. Кажется, она боготворит его. Надеюсь, что с не меньшим энтузиазмом займется приведением в порядок комнаты моей матери.
Миссис О'Коннор появилась, как всегда, в восемь часов утра. Роберта сообщила ей, что Ричард Бринсли пошел на поправку, и попросила приготовить комнату для Глэдис. Миссис О'Коннор, седовласая женщина неопределенного возраста, в неизменном ситцевом платье и в накрахмаленном белом переднике, сразу же заявила, что она не только приведет весь дом в идеальный порядок, но и приготовит для мистера Бринсли его любимого цыпленка и пирог с почками.
К тому времени, когда появились помощники, Роберта уже принесла все из кладовой в мастерскую и уже трудилась над портретом. Но, несмотря на то что работать начала рано, сделала меньше, чем накануне: все время звонили клиенты, приехал арт-дилер, знакомый Ричарда. Он привез две картины, цена которых, по его мнению, после реставрации существенно выросла бы.
После его отъезда в мастерскую явилась миссис О'Коннор. Она сказала, что ланч для мисс Бринсли будет готов через десять минут, и попросила молодых людей проследить, чтобы через эти самые десять минут Роберта бросила работать и пошла в дом.
Роберта подчинилась и, оставив своих помощников греться на солнышке и наслаждаться завтраком из пакетиков, отправилась в кухню. Здесь ее ждал крыжовенный пудинг со взбитыми сливками, который миссис О'Коннор приготовила, доведя до больничной чистоты спальни.
— Просто чудесно, миссис О'Коннор! — воскликнула Роберта, доев все. — То, что надо!
— Не сомневаюсь. Вам нужно как следует питаться, чтобы работать весь день, — строго сказала экономка, наливая Роберте крепкого чая. — Вы точь-в-точь как ваш отец: стоит вам забраться в амбар и взяться за картины, и вы уже больше ни о чем не помните.
Время шло. Роберта медленно и терпеливо снимала старый лак с картины, стараясь уже не только ради Клемента, но и ради того, чтобы соответствовать высоким требованиям отца.
Ричард остался доволен работой дочери. Глэдис Бринсли привезла его домой ближе к вечеру. И, к облегчению Роберты, ее родители за праздничным обедом общались вполне дружественно.
Клемент предупредил Роберту, что не станет ей мешать общаться с отцом и матерью и появится только после отъезда Ричарда и Глэдис. И хотя она была счастлива сидеть за одним столом с обоими родителями, перспектива провести еще один день без Клемента показалась ей удручающей. Чего же тут странного, сказала она себе, ведь у нас общие интересы…
Когда Ричард Бринсли отправился на покой — рано, как и подобает выздоравливающему, — женщины устроились в кухне за поздним чаем.
— У тебя усталый вид, Берти, — сказала мать, невысокая живая брюнетка.
— Я тут плохо сплю. Когда одна, во всяком случае, — призналась дочь, зевая.
Глэдис передернула плечами.
— Не удивляюсь. Всегда ненавидела этот дом.
— В самом деле? Но почему?
— Скорее не сам дом. Ты ведь знаешь, что Фиона Финьюкейн не одобряла меня…
Роберта изумленно подняла брови.
— Нет, не знаю.
— В ее глазах я была нарумяненной вертихвосткой из Дублина, никак не парой ее милому Ричарду. А когда нам пришлось в спешке пожениться, поскольку ты уже была в проекте… — Глэдис скривила губы, — ревнивая старуха и вовсе возненавидела меня.
— А отец знал?
— Он отказывался в это верить. Да и Фиона была дьявольски хитра. Когда Ричард был рядом, просто-таки источала мед, но стоило ему отойти, превращалась в самую настоящую ведьму. — Глэдис улыбнулась, видя удивленное лицо дочери. — В конечном итоге старуха добилась своего. Она долго плакалась твоему отцу, что стареет и не может жить одна. И упросила Ричарда переехать к ней. Ричард очень любил Фиону, чувствовал себя в долгу перед ней — за то, что она растила его после смерти родителей. К тому времени мы сидели без денег: дела у твоего отца шли неважно, так что он решил одним выстрелом убить двух зайцев. Но как только мы продали наш дом в Каррикмансе, Фиона прямо заявила мне, что здесь мне делать нечего. Вот потому-то я и уехала обратно в Дублин.